ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ФАКТОР И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ЭВОЛЮЦИЮ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЕВРАЗИИ И РАЗВИТИЕ ШАНХАЙСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОТРУДНИЧЕСТВА
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ ВОЕННЫХ НАУК
№ 1(22)/2008
Генерал-лейтенант запаса А.Ф. КЛИМЕНКО,
кандидат военных наук,
профессор АВН
ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ФАКТОР И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ЭВОЛЮЦИЮ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЕВРАЗИИ И РАЗВИТИЕ ШАНХАЙСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОТРУДНИЧЕСТВА
1. Связь энергетического фактора с глобализацией и его влияние на трансформацию структур по обеспечению безопасности и стабильности в Евразии
Топливно-энергетический комплекс (ТЭК) уже в XX веке стал важнейшим фактором мировой экономики, обеспечивающим деятельность почти всех ее составных частей1. В XXI веке его роль в функционировании мировой и национальных экономик еще больше возрастает. Особенно заметной взаимосвязь ТЭК с экономикой становится при решении задач обеспечения обороноспособности государств.
В современных условиях проблема энергетического обеспечения обостряется в силу целого ряда факторов. В их числе - рост энергетических потребностей экономик интенсивно развивающихся государств (Китай, Индия, др.), постепенная выработка невозобновляемых запасов углеводородного сырья, отсутствие в достаточном объеме альтернативных источников энергии. Свой отрицательный вклад в проблему энергетического обеспечения вносят техногенные катастрофы, региональные и внутренние конфликты, распространение терроризма в нефтедобывающих странах и прилегающих регионах. Это - с одной стороны. С другой стороны, под различными благовидными предлогами - от борьбы с терроризмом до восстановления стабильности и мира в критических для международной безопасности регионах, и - от решения гуманитарных задач в бедствующих странах до «внедрения» демократических ценностей взамен тоталитарных диктатур, берутся под военный контроль наиболее богатые в ресурсном отношении регионы. В результате трансформируется вся международно-политическая система, видоизменяются, сходят с мировой арены одни и зарождаются другие структуры международной и региональной безопасности. Все это придает актуальность исследованию проблемы энергетической безопасности и ее влияния на военную политику государств и развитие системы безопасности в Евразии.
После окончания «холодной войны» подавляющее большинство государств мирового сообщества в своей экономической политике стало руководствоваться, в той или иной мере, принципами рыночной экономики. На фоне либерализации мировых торгово-экономических обменов это повлекло за собой возрастание их взаимных связей, открыло путь к преобразованию мира в единое экономическое и цивилизационное пространство. Это явление - глобализация, представляется как движение современного мира к всеобщей целостности, прежде всего, в сфере экономики2.
Вслед за экономической развивается и политическая глобализация (в форме строительства однополюсного мира по проекту «архитекторов» из Вашингтона). Но и в сфере политики предпринимаемые шаги все больше определяются экономическими интересами, обеспечивая включение национальных экономик в мировые процессы «с целью формирования и использования мирового дохода»3. Мир постепенно отходит от геополитических устремлений и начинает жить по геоэкономическим законам. Существенные преимущества получают государства, обладающие комплексной мощью, основанной на развитой экономике, влиятельной политике и дипломатии, эффективной информационной составляющей, а также на гибкой военной организации, способной адекватно реагировать на расширяющийся спектр угроз.
Прогнозируется, что в XXI в. проблема нехватки природных ресурсов может стать важной причиной потенциальных конфликтов4. Наиболее остро это проявится в Восточной Евразии, где борьба за контроль над ресурсами обусловлена не только потребностями бурно развивающейся промышленности, но и неспособностью некоторых государств справиться с проблемой быстрого прироста населения, сопряженной со стремлением качественного улучшения уровня его жизни.
Как известно, основу системы безопасности на евразийском континенте сегодня составляют перманентно расширяющий свой состав и границы Североатлантический альянс (НАТО), а также Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и некоторые другие структуры, влияние которых на региональную безопасность, не говоря о глобальной, менее значительно.
На фоне крепнущего Евросоюза серьезные изменения происходят в НАТО. Как показывают события последних лет, Североатлантический альянс твердо намерен наращивать потенциал своего влияния на развитие ситуации в мире. Причем, если в последнем десятилетии XX в. разговор, в основном, шел о «продвижении на восток», то уже в начале нового столетия НАТО, наряду с этим, обращает все большее внимание на «южное» направление, в которое включается Ближний Восток, Южное Средиземноморье, а в последнее время - Персидский залив и Центральная Азия.
Примечательным представляется заявление бывшего начальника военного комитета НАТО генерала К. Науманна: «В нашем мире нет больше такого понятия, как региональная безопасность. Европейцы должны смотреть дальше Европы. Ситуация к югу и юго-востоку от Европы весьма нестабильна. Более того, там мы видим многочисленные попытки получить ОМП. Мы видим терроризм, идущий на подъем, и то, что там имеются авантюристические государства, которые будут мало раздумывать в отношении использования силы. В интересах НАТО и Европы - держать такие конфликты на отдалении. Именно с этой целью НАТО фокусирует свое внимание на безопасности в Средиземноморье и на своем южном фланге, который сегодня является самым опасным регионом».
Вопрос о продвижении НАТО на юг занял важное место на саммите альянса, проведенном в конце июня 2004 года в Стамбуле. Началом практической реализации решений саммита можно считать поездку по странам Персидского залива заместителя генерального секретаря НАТО М. Риццо в конце этого же года. Это был первый визит такого рода за всю историю Североатлантического пакта. В интервью, опубликованном по его итогам в пресс-релизе «Исследовательского центра Персидского залива», М. Риццо, в частности, отмечал, что «Стамбульская инициатива» - это шаг в направлении преобразования альянса из евроцентристской в более широкую организацию, отвечающую новым вызовам». Если же сопоставить новые векторы ответственности НАТО с богатыми энергоресурсами районами, в которые эти векторы «упираются», станет более понятным, о каких вызовах, в том числе, идет речь.
В более понятном виде подобные мысли были выражены во время очередного проведения НАТОвского саммита осенью 2006 г. в Риге.
В столице Латвии союзники по НАТО объявили: «Как отмечено в Стратегической концепции НАТО, интересы Североатлантического союза в области безопасности могут быть затронуты в результате нарушения поступления жизненно важных ресурсов. Мы поддерживаем скоординированные международные усилия по оценке рисков энергетической инфраструктуры и обеспечения безопасности энергетической инфраструктуры».
Председатель комитета по международным делам Сената США республиканец Ричард Лугар, который параллельно с саммитом проводил в Риге международную конференцию, приоткрыл суть этой безобидной, на первый взгляд, формулировки. По словам сенатора «НАТО поступила бы безответственно, отстранившись от вопросов энергетической безопасности. Рабочие места, здоровье и безопасность наших экономик и обществ зависят от достаточности и своевременности поставок разного рода энергетических ресурсов». Далее последовало предложение изменить статью 5 Договора об образовании НАТО, в соответствии с которой вооруженное нападение на одного или нескольких членов блока в Европе или Северной Америке должно рассматриваться как нападение на весь союз. В ней также говорится, что страны - члены альянса «для восстановления и сохранения международного мира и безопасности» совместно могут использовать различные методы, включая применение силы.
Р. Лугар, направивший в Сенат США проект закона «Об энергетической безопасности и дипломатии», полагает, что введение эмбарго на поставку энергоносителей в любую из стран НАТО следует считать нападением на альянс. Следует признать, считает он, что «использование энергии в качестве своего рода оружия не является какой-то теоретической угрозой, принадлежащей будущему, это происходит сегодня».
Можно понять обеспокоенность европейских стран известными проблемами с поставками для них энергоресурсов на фоне неурядиц между Россией, основным энергетическим донором Европы, и Беларусью с Украиной, через территорию которых российские углеводороды поставляются на Запад.
Однако стремление стран ЕС получить односторонние выгоды, имея гарантированный доступ к российским природным ресурсам, и в то же время, не признавая за ней права на аналогичный доступ к европейской трубопроводной системе, ни в коей мере не соответствуют национальным интересам России. Видимо поэтому в НАТО и вспомнили об испытанном методе военно-силового давления. Несмотря на то, кстати, что энергетические коллизии между тремя славянскими государствами были благополучно разрешены на рыночных принципах, не оказав существенного влияния на безопасность стран Европейского Союза.
Но это в Европе. А какие тенденции в области трансформации структур региональной безопасности и международно-политической системы намечаются в Северо-Восточной Азии (СВА) и других, прилегающих к России регионах?
По согласованному мнению двух влиятельных групп американских футурологов (от Национального совета по разведке при ЦРУ и Комиссии по национальной безопасности США в XXI веке) Соединенные Штаты в ближайшие 50 лет ждет относительное ослабление. По мере усиления в глобальном масштабе других стран и межгосударственных объединений - Европейского Союза, Китая и, возможно, Индии и России - США потеряют статус господствующей мировой державы, им удастся удерживать эту роль еще не более десяти-двадцати лет. При этом ослабление Америки станет одним из ключевых аспектов будущих преобразований. Тем не менее, в СВА - регионе, жизненно важном для их национальных интересов, Соединенные Штаты останутся одним из крупнейших геополитических игроков5.
Развивая тему, другие эксперты приходят к выводу, что грядущие крупные перемены в Северо-Восточной Азии существенно повлияют на формирующуюся систему безопасности. Например, Ким Чиюль, офицер внешней разведки американской армии по СВА, прикомандированный к отделу АТР кабинета министра обороны (управление заместителя министра обороны по международным делам), считает, что «на фоне ослабления США две Кореи и два Китая объединятся, благодаря чему исчезнут самые опасные «горячие точки» в регионе»6. В конечном счете, Китай, по его мнению, станет богатой развитой страной, проводящей более агрессивную, чем сейчас, политику в стремлении занять в Азии и в мире подобающее ему место великой державы. Прогнозируется, что объединенная Корея попытается остаться нейтральным связующим звеном между основными игроками, но вместо этого будет неизбежно втянута в сферу влияния Китая, если только США не примут активных мер, чтобы удержать ее в своем лагере. Япония же не сможет претендовать на роль великой державы из-за неудачных географических условий и катастрофического сокращения населения; она станет второразрядным государством, более чем когда бы то ни было зависящим от США в вопросах безопасности.
Таким образом, делается вывод, что нарождающийся новый мировой порядок будет представлять собой равновесие сил между Китаем и США, по крайней мере, в АТР. Вместе с Китаем в один блок, вероятно, войдут Россия и объединенная Корея; в американском же - роль важнейшего партнера отводится Японии.
Расходясь в деталях, американские аналитики сходятся в одном: «морскому» блоку государств с Японией в качестве важнейшего партнера США будет противостоять «континентальный» блок Китая, возможно, с Россией и объединенной Кореей.
Однако перспектива формирования в регионе биполярного равновесия сил по вышеописанному или иным сценариям вряд ли удовлетворит США: Северо-Восточная Азия - исключительно значимая для американской политики территория. Снижение активности или уход США из региона, будь то в военном смысле или в политическом, немыслимы в силу его значения для американских геополитических и экономических интересов. Поэтому следует ожидать упреждающих мер Вашингтона как в Северо-Восточной, так и в Центральной Азии, где стратегическое доминирование будет способствовать Соединенным Штатам в деле сдерживания растущей мощи Китая и превращения его в равную по мощи или превосходящую США мировую державу.
Во-первых, Америка будет принимать все меры, чтобы укрепить свой союз с Японией. Во-вторых, она приложит все силы, чтобы остановить естественное сближение объединенной в будущем Кореи и Китая. Корея, подтверждают американские аналитики, должна стать частью американского блока и тем усилить его. В-третьих, США должны взять на себя роль посредника на переговорах между Японией и Кореей, чтобы содействовать им в преодолении исторической вражды и помочь стать полноценными партнерами в рамках коалиции (во второй половине XX столетия Вашингтон уже сыграл решающую роль, подтолкнув Японию и Корею к нормализации отношений в аналогичной ситуации). В-четвертых, Соединенные Штаты должны помочь Японии модифицировать конституцию и другие законодательные акты, которые сейчас не позволяют ей в полной мере выполнять союзнические обязанности, особенно в рамках коллективной обороны. Таковыми представляются американским аналитикам «фронтальные» (со стороны СВА) меры по противодействию Китаю в его стремлении стать достойным соперником США. И некоторые из этих мер последовательно реализуется. В этом можно убедиться, например, ознакомившись с новой программой национальной обороны Японии, вступившей в силу с 1 апреля 2005 года и заменившей аналогичный документ, действующий с 1996 года.
Программа определяет направленность японского военного строительства на ближайшую десятилетнюю перспективу. Впервые в программном документе японского правительства акцентируется внимание на необходимости тщательного отслеживания тенденций в военной политике Китая, осуществляющего модернизацию ракетно-ядерных сил, ВВС, ВМС и расширяющего сферу деятельности флота в мировом океане. Включение этого положения в программу фактически означает официальное признание Японией угрозы со стороны Китая и необходимости принятия соответствующих мер противодействия.
Принципиальным отличием новой программы от предыдущей является дополнение концепции так называемых «базовых оборонительных сил», предназначенных исключительно для защиты Японии, положением о создании многофункциональных универсальных вооруженных сил, способных действовать за пределами территории страны самостоятельно и в составе многонациональных контингентов. В это русло укладывается и воссоздание в Японии полноценно функционирующего министерства обороны.
Но еще более привлекательными для США представляются возможности по «стратегическому окружению» Китая, с последующим контролем его активности по оправдавшему себя принципу «удушения кольцом военных баз», как это было в случае с СССР. А в этих замыслах, следует полагать, особое место отводится Центральной Азии, тыловому району для КНР.
Как известно, слабое место Китая - нехватка энергетических, в первую очередь углеводородных, ресурсов. Не случайно на геополитической карте появляется «ось зла», состоящая из «авторитарных» Сирии, Ирана и Северной Кореи. Установленный США контроль над Ираком, а, следовательно, и над нефтяными запасами Ближнего Востока, и постоянное «патрулирование» Малаккского пролива станут рычагом воздействия на Китай. Путем захвата Афганистана и размещения военных баз в Центральной Азии, а в перспективе, возможно, и в Грузии, завершается стратегическое окружение Китая, равно как и Ирана. Заодно упомянутая «ось» как бы отсекает Китай от России, Казахстана, и других стран, примыкающих к т.н. «стратегическому треугольнику», состоящему из Персидского залива, Каспийского моря и Западной Сибири, - территории, где находится 70% всех мировых запасов нефти и газа. То же самое можно сказать и в отношении Индии, также испытывающей нехватку углеводородных ресурсов. В результате Вашингтон может взять под контроль распределение углеводородов и, тем самым, оказывать существенное влияние на развитие промышленности крупнейших стран Азиатско-Тихоокеанского региона и Юго-Восточной Азии.
Поэтому сегодня естественной выглядит обеспокоенность Китая (равно как и Индии), которая основывается на том, что Вашингтон и Великобритания постараются «придушить» поставки нефти в эти регионы, чтобы ограничить рост азиатских гигантов и не позволить им через 10-15 лет установить свой контроль над мировой экономикой.
О растущей потребности Китая в энергетических ресурсах известно довольно широко. Но и Индия не меньше Китая нуждается в углеводородном сырье. Поэтому понятно стремление некоторых западных политиков сталкивать лбами Китай и Индию в возможном соперничестве за энергетические поставки.
В свое время министр нефти и газа Индии Мани Шанкар Айяр в противовес подобной политике отмечал, что два крупнейших азиатских государства будут стремиться к сотрудничеству в получении зарубежных энергетических ресурсов, чтобы избежать тем самым дорогостоящего соперничества: «Нас противопоставляют друг другу и практически всегда делают это ради выгоды третьей страны». Айяр не испытывает сомнений относительно поиска путей выхода из сложной ситуации, заявив, что «нашим единственным самым важным стратегическим союзником в области энергоресурсов является Россия».
На Западе существуют опасения, что «энергетический четырехугольник» Индия-Россия-Китай-Иран может преобразоваться в пятиугольник со вступлением в него Казахстана в рамках новой среднеазиатской политики Индии, направленной на создание «энергетического коридора север-юг», который мог бы стать «смертельным для англосаксонской геополитики»7. К этому можно добавить, что на июльском 2005 года саммите ШОС в Алма-Ате статус наблюдателей получен Индией, Пакистаном и Ираном.
О серьезности складывающейся ситуации свидетельствует тот факт, что во время конференции, проведенной в зале заседаний Палаты Представителей под покровительством американского Совета по Возобновляемой Энергии (ACORE) в начале 2005 г., бывший глава ЦРУ Джеймс Вулси предсказывал, что в ближайшие десятилетия возможны военные конфликты, «одним из основных компонентов которых станет нефть».
Этот факт еще раз свидетельствует об истинных мотивах включения Америкой региона Большого Ближнего Востока в зону своих стратегических интересов и расширение своего военного присутствия, наряду с Ираком и Афганистаном, в Центральной Азии и на Кавказе. Наряду с экономическими, США и их союзники будут в полной мере использовать и стратегические рычаги воздействия на своих соперников. Как они умеют это делать, наглядно показывает опыт Балканского кризиса в конце минувшего века, а также последние ближневосточные события.
Однако в Центральной Азии на пути замыслов Вашингтона может стать помеха в лице Шанхайской организации сотрудничества и Организации Договора о коллективной безопасности. Поэтому к экономическим и военным рычагам добавляется рычаг политический в форме уже оправдавших себя в Восточной Европе и на постсоветском пространстве «цветных» революций, инспирируемых Вашингтоном для установления удобных для США режимов. И в данном случае, как свидетельствует опыт Андижанских событий в Узбекистане, могут быть в полной мере использованы не только легальная оппозиция конституционной власти, но и террористические организации, с которыми Вашингтон ведет непримиримую борьбу.
Наряду с этим фактором, разрыхлению связей на постсоветском пространстве и внутри ШОС будут способствовать процессы формирования мелких межгосударственных объединений типа ГУУАМ, (с выходом из него Узбекистана, превратившегося в ГУАМ). Такие процессы, несомненно, будут поощряться Вашингтоном морально и материально, поскольку полностью ложатся в русло его политики «разделяй и властвуй».
Резюмируя сказанное выше, следует отметить, что интересы энергетической безопасности заставляют многих политических и государственных деятелей по-новому взглянуть на сущность безопасности в наступившем веке и на способы ее обеспечения.
Первое отличие в подходах к созданию структур безопасности состоит в том, что они, в отличие от прошлого века, напоминают, скорее, «клубы по интересам» (от себя добавим - энергетическим интересам), чем военно-политические союзы.
Во-вторых, структуры безопасности более четко привязываются к так называемым «интернационализированным ядрам воспроизводства (ИЯВ)», в рамках которых формируется мировой доход, перераспределяемый среди относительно узкого круга участников ИЯВ8.
В-третьих, новые структуры безопасности не предполагают наличия постоянных крупных контингентов вооруженных сил и совмещения их дислокации с ИЯВ. Речь идет, скорее, о размещении опорных точек их базирования в зонах экономических интересов и гибкое перенацеливание войск и сил в «критические точки».
В качестве примера отвечающих перечисленным критериям структур могут быть названы «Система субрегиональной безопасности стран Персидского залива», идея которой выдвинута первым заместителем министра обороны Саудовской Аравии принцем Халедом бен Султаном9; «Система безопасности Кавказско-Каспийского региона», планируемая к созданию по программе США «Каспийский страж». В этом же ряду можно рассматривать попытки реанимировать ГУАМ методом преобразования его в международную организацию «За демократию и экономическое развитие - ГУАМ» (сокращенно ОДЭР-ГУАМ) с последующим наделением этой организации миротворческими функциями. Приоритетные задачи организации заложены в экономической и энергетической сферах. «Азербайджан владеет уникальной добычей нефти, Украина владеет уникальными возможностями транзита. Почему бы эти усилия не объединить?» - так на саммите был поставлен вопрос об энергетических программах, альтернативных российским, для чего в рамках ГУАМ был создан Топливно-энергетический совет10.
Характерной особенностью всех этих виртуальных на сегодня структур является перекрытие планируемых ими «зон ответственности» системой базирования вооруженных сил США и расширяющим свой ареал Североатлантическим альянсом. Это главный признак того, что концепции экономической глобализации и построения однополюсного мира продолжают реализовываться. Движущей силой названных проектов строительства систем безопасности становятся интересы гарантированного энергетического обеспечения на фоне наступающего истощения углеводородного сырья. И одним из важнейших средств их реализации остается военная сила, чего нельзя не учитывать при формировании военной политики и военной стратегии.
В этой ситуации еще не ставшую прочно на ноги Шанхайскую организацию сотрудничества ожидают нелегкие испытания. Что же делать ее участникам? Продолжать пассивное созерцание происходящих вокруг них процессов и оказаться на обочине истории? Или активно искать методы нейтрализации надвигающихся вызовов?
2. Шанхайская организации сотрудничества, ее роль и место в общей системе безопасности на евразийском континенте
В Хартии ШОС половина пунктов, определяющих цели и задачи Организации, посвящается, в той или иной мере, обеспечению безопасности и стабильности и совместному противодействию терроризму и иным нетрадиционным региональным угрозам. Среди них:
1. Укрепление между государствами-членами взаимного доверия, дружбы и добрососедства.
2. Развитие многопрофильного сотрудничества в целях поддержания и укрепления мира, безопасности и стабильности в регионе, содействия построению нового демократического, справедливого и рационального политического и экономического международного порядка.
3. Совместное противодействие терроризму, сепаратизму и экстремизму во всех их проявлениях, борьба с незаконным оборотом наркотиков и оружия, другими видами транснациональной преступной деятельности, а также незаконной миграцией.
4. Взаимодействие в предотвращении международных конфликтов и их мирном урегулировании.
5. Совместный поиск решений проблем, которые возникнут в XXI веке.
Особенно примечательным представляется последний пункт, о совместном поиске решений проблем, которые возникнут в XXI веке. Однако сами возможные проблемы, как и вопрос о методах решения перечисленных выше задач в принимаемых документах и решениях ШОС, по нашему мнению, раскрывается все еще не столь оперативно, как этого требует обстановка.
В целом, на наш взгляд, желательно более четко определиться по следующим коренным вопросам.
Первый из них, для решения каких оборонных задач целесообразно готовить ШОС. С учетом изложенного выше, первоочередной остается готовность к выполнению боевых задач в локальных миротворческих и антитеррористических операциях. Но при определенных обстоятельствах возможно, особенно в отдаленной перспективе, возникновение более масштабных внешних угроз (вспомним пророчество сенатора Р. Лугара). Мы находимся в «поле неопределенности» будущих вызовов, к ответу на которые ШОС обязана быть готовой.
Мысленно выйдем за пределы Центральной Азии. Уже сегодня вокруг нее складывается сложная обстановка. США испытывают огромные трудности в Ираке. Большие потери их войск и тупиковая ситуация в политике и стратегии привели к отставке министра обороны США Дж. Рамсфелда. Вывели и выводят из Ирака свои войска Испания, некоторые другие страны. Даже Великобритания, самый надежный геополитический союзник США, устами бывшего премьер-министра Т. Блэйера признала катастрофичность тамошней ситуации.
Не исключено, что с приходом к власти демократической партии США, как и во Вьетнаме, могут уйти из Ирака. Об этом стали говорить даже осторожный Г. Киссинджер и 3. Бжезинский. А комиссия Бейкера-Гамильтона - группа по изучению ситуации в Ираке, в которую входят как республиканцы, так и демократы, уже рекомендовала президенту США Дж. Бушу вывести американские войска из Ирака в начале 2008 года.
Исламистами это будет расценено как вторая победа над сверхдержавой. Но важен не столько этот факт, сколько его последствия. Одним из них может стать гражданская война в Ираке, а другим - передислокация потерявших «работу» профессиональных террористов в Афганистан и резкое осложнение и без того непростой ситуации в непосредственной близости от ЦАР. Сегодня талибы наращивают свое сопротивление. От мелких партизанских действий они переходят к проведению крупных операций. По мнению наблюдателей в Кабуле, военные действия в Афганистане проходят тяжелее и сложнее, чем в Ираке.
С другой стороны, серьезная опасность афганского конфликта лежит в «талибанизации» Пакистана. Известно, что штаб-квартира «Аль-Каиды» находится на севере Пакистана, в Вазиристане, который еще в начале 2006 года талибы провозгласили «свободной исламской территорией» и объявили о создании там исламского государства. И, если основная часть Афганистана вернется под контроль талибов, это, даже без краха США в Ираке, может привести к падению светского режима Мушаррафа (который уже не просто не контролирует всю свою территорию, но и ничего не может поделать с провозглашенным на ее небольшой части исламским государством) и переход Пакистана с его ядерным арсеналом под контроль радикальных исламистов.
Анализ этой ситуации дает нам основание сделать ряд выводов:
1. Ослабление влияния США на ход мирового развития в результате неудач на Ближнем и Среднем Востоке может повлечь за собой формирование в центре Евразии зон нестабильности из-за дальнейшей радикализации исламского мира, роста терроризма, появления новых обладателей ядерного оружия. Это чревато риском хаоса, если в регионе не будет эффективно действующей системы безопасности.
2. В новой международной ситуации для России жизненно важно поддержание стабильности в прилегающих к ее границам регионах, что гармонизирует жизненно важные интересы России с аналогичными интересами Китая, Индии и центрально-азиатских участников ШОС, способствует возрастанию интеграционных тенденций в этой организации.
3. В отличие от предыдущего периода США в еще большей степени будут стремиться поддерживать свой «статус лидера. Это подтверждается срочным принятием мер по усилению группировки вооруженных сил в Ираке и в Афганистане в конце 2007 - начале 2008 годов, наращиванием дипломатической активности на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
С одной стороны, подобная трансформация международно-политической обстановки актуализирует вопрос о необходимости подготовки ШОС к решению проблем региональной безопасности не только политико-дипломатическими, но и военными средствами, если потребуется. Если этого не сделают участники ШОС - сделают другие, как это случилось после известных событий в сентябре 2001 года в США. С другой стороны, более реальной становится перспектива сотрудничества ШОС с США и НАТО по поддержанию региональной стабильности на равноправной основе.
Второй важный вопрос - все ли проблемы по нейтрализации угроз могут быть решены силовыми методами? Если смотреть в корень, то источником сепаратизма, экстремизма, терроризма и сопутствующих им новых, так называемых нетрадиционных, угроз является неудовлетворенность людей уровнем своей жизни. Именно этот фактор создает базу для массовой поддержки экстремистов всех мастей. Поэтому в приоритетном порядке надо начинать с актуальной для всех государств-участников ШОС проблемы экономического развития и угрожающих решению этой проблемы факторов, то есть с обеспечения экономической безопасности. В качестве главного звена здесь просматривается, если принять за основу изложенное выше, энергетическая безопасность.
Что объединяет участников и наблюдателей ШОС, как производителей, так и потребителей энергоресурсов? Конечно же, экономический интерес - получение выгоды от эффективного совместного использования имеющихся в регионе ресурсов. Это создает хорошие стартовые возможности для подъема уровня экономического развития и решения на этой базе и странами-донорами и странами-пользователями их острых социальных проблем.
Что создает помехи? Политика США и их союзников, направленная на получение односторонних выгод. Методы этой политики известны - от разъединения и противопоставлении государств друг другу, до смены в неугодных странах правящих режимов. И - от экономической блокады до прямого военного давления. В том числе методом поощрения сепаратизма и терроризма внутри стран-участниц ШОС.
Что может быть противопоставлено этому? Здесь можно упомянуть, во-первых, разработку предложенной президентом Казахстана «Азиатской энергетической стратегии», объединяющей «три оси» (производителей, потребителей и транспортировщиков энергетических ресурсов); во-вторых, создание в рамках ШОС «клуба потребителей и производителей энергоресурсов, а также разработка концепции единой газо-, нефте- и энерготранспортной системы»11, о чем шла речь на заседании Совета глав правительств в сентябре 2006 года. Кстати, такая работа активизировалась после Бишкекского саммита глав государств-участников ШОС в 2007 г.
В таком случае возникает вопрос: зачем изобретать какие-то четырехугольники и пятиугольники? Есть Шанхайская организация сотрудничества, в рамках которой можно решать эти проблемы с наибольшей эффективностью. Опыт европейского «Объединения угля и стали» подтверждает сей факт. Тесное экономическое, политическое и военной сотрудничество привело западноевропейские страны к новому квазигосударственному объединению, к новым «соединенным штатам», теперь уже - Европы.
Таким образом, мы приходим к выводу о том, что, с учетом необходимости более тесного сотрудничества в деле защиты геоэкономических, геополитических и геостратегических интересов, к сотрудничеству в рамках ШОС целесообразно постепенно, но в приоритетном порядке, подтягивать Индию и Иран, а в перспективе - и Туркменистан (при этом не стоит забывать и об Азербайджане), которые также обладают внушительными запасами углеводородов. Следовательно, можно отрешиться от звучащих порой сомнений по вопросу о расширении Шанхайской организации и ее будущей конфигурации. Именно Индия и Иран являются государствами, в первоочередном плане претендующими на роль новых постоянных членов ШОС не только по их желанию, но и вследствие наметившихся тенденций в трансформации международно-политической системы. Эти государства, наряду с другими странами ШОС, в наибольшей степени нуждаются в консолидированной реализации и защите общими усилиями их жизненно важных экономических потребностей. А к сотрудничеству в качестве очередных претендентов на статус наблюдателей ШОС нужно энергичней вовлекать Туркменистан и Азербайджан. По нашему мнению, именно интересы безопасности, в том числе энергетической и военной, а также общие социально-экономические интересы в наибольшей степени могут послужить интегрирующим фактором для участников ШОС.
Кстати, этот вопрос поднимался неоднократно и на семинарах в Институте Дальнего Востока РАН. Затрагивался он и на международной конференции, проведенной в Алма-Ате осенью 2006 года. Зам. директора Института мировой экономики и международных отношений, член-корреспондент РАН Г.И. Чуфрин вполне определенно высказал озабоченность тем, что вопрос защиты энергетических объектов, в том числе газо- и нефтепроводов, других коммуникаций изучен недостаточно.
Итак, резюмируя сказанное выше, мы вправе сделать вывод о том, что готовность Шанхайской организации к масштабному применению военной силы (кроме борьбы с терроризмом) гипотетически может потребоваться:
- в случае внерегионального военного вмешательства во внутренние дела любой из стран, входящих в ШОС;
- в ситуациях, создающих угрозу региональной энергетической безопасности;
- в других ситуациях, которые могут складываться в условиях неопределенности развития международно-политической обстановки и несущих явную угрозу жизненно важным интересам Организации в целом.
Поэтому, отвечая на вопрос, нужна ли в структуре ШОС военная составляющая, нам нужно учесть и этот, и еще один важный фактор. Сегодня содержание вооруженных сил для отдельно взятых государств становится все дороже. Более сложными и дорогостоящими становятся системы вооружения, разведки и управления. Не выдерживая растущих затрат, многие государства сокращают свои армии. Это входит в противоречие с «глобализацией» военных задач. Даже ограниченные американо-иракские военные кампании наглядно демонстрируют, что поле, а вернее, пространство боя продолжает расширяться, все больше охватывая воздушно-космическую и информационную сферы. Один из способов разрешения этого противоречия - создание дальнобойных систем, способных действовать в масштабе времени, близком к реальному, и поражать цели на всю глубину театра военных действий. Второй способ - увеличение в вооруженных силах удельного веса мобильных войск, обладающих возможностью к совершению маневра в новые районы боевого предназначения в короткие сроки. Но есть и третий способ экономии национальных ресурсов - создание коалиционных группировок вооруженных сил по месту их возможного применения для решения конкретных стратегических задач. Этот способ в современных условиях находит все более широкое применение. За примерами далеко ходить не нужно. И первая и вторая кампании против Ирака велись группировками (ядро которых составляли США) при участии более чем трех десятков государств. Аналогично развивались события и в Афганистане. Но для этого нужны заблаговременно подготовленные пункты базирования и соответствующая инфраструктура для переброски и обеспечения этих группировок.
Зададим вопрос: почему не спешит самораспускаться НАТО? Почему по пути создания коалиционных вооруженных сил пошел Евросоюз? Почему, наконец, все чаще для решения отдельных военно-политических задач создаются временные коалиции (в Ираке, в Афганистане)? Один из ответов очевиден: сообща содержать, оснащать и обучать армию обходится дешевле, чем отдельному государству. Почему же по проверенному и оправдавшему себя опытом многих десятилетий пути не пойти участникам ШОС?
Невозможно, приспособив вооруженные силы к действиям только в мелких конфликтах, затем спешно перестроить их к решению более серьезных задач. К такому повороту событий надо готовиться заблаговременно. Первоначальным шагом к объединенным вооруженным силам может стать укрепление ОДКБ. Впоследствии к уровню сотрудничества, сложившемуся в ОДКБ, будет намного проще подтянуть и Шанхайскую организацию сотрудничества, если этого потребует развитие международно-политической ситуации. Тем более, что участники этих организаций, за малым исключением, одни и те же.
Результаты последних лет свидетельствуют, что мы уже выходим на практические коллективные меры по укреплению силового потенциала государств - участников центрально-азиатских региональных организаций - ШОС, ОДКБ. Крепнут и двусторонние контакты между вооруженными силами разных стран. В итоге сегодня можно реально говорить о формировании объединенной группировки войск (сил) коллективной безопасности Центрально-Азиатского региона, создании объединенных систем военного назначения (ПВО, управления и связи и др.).
Но есть проблемы в военной области, с которыми одномоментно, без наполнения практическим содержанием сотрудничества между участниками ШОС и накопления соответствующего опыта для его распространения на будущих партнеров, не справиться. Это, прежде всего, оперативная совместимость.
Нам следует наращивать усилия по сотрудничеству в сфере подготовки личного состава армий, взаимодействия между пограничными частями и спецслужбами. Проведение антитеррористических учений является важной и вполне реализуемой задачей также по линии взаимодействия ОДКБ и ШОС.
Очень эффективной в этом плане представляется и начавшаяся практика проведения совместных антитеррористических и общевойсковых учений и тренировок российской, китайской, индийской армий и армий центрально-азиатских государств в формате ШОС, подобных тем, что проводились в 2005 г. на Шаньдунском полуострове в КНР и в районе Южного Урала во второй половине 2007 года. Вместе с тем, на наш взгляд, в данном случае не помешала бы открытость при проведении подобных мероприятий, ибо они имеют не только военное, но и политическое значение. Такую открытость можно было бы обеспечить приглашением на отдельные этапы учения военных атташе заинтересованных государств, в том числе и США (для которых было сделано исключение на последнем учении «Мирная миссия -2007») и военных обозревателей СМИ, и экспертов из научных учреждений. Расходы, выделенные на поддержание положительного имиджа в глазах международной общественности России и ее партнеров по ШОС, окупятся. Меньше будет и оснований для голословных обвинений в антизападной направленности военной деятельности ШОС.
Однако при решении проблемы совместной подготовки есть еще одно «НО», относящееся к правовой сфере. Для придания легитимности военной деятельности ШОС необходимо разработать и принять, наряду с «Концепцией сотрудничества государств - членов ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом», концепцию их сотрудничества в сфере обороны.
Бывший министр обороны России С. Иванов выступил с этим предложением еще на майском 2006 г. Совете министров обороны стран - участниц ШОС. По его мнению, принятие такого документа предоставит возможность оборонным ведомствам целенаправленно развивать сотрудничество в военной сфере и соблюдать главный принцип организации - открытость. Необходимо, заявил он, подробно информировать мировую общественность о реальных целях и задачах военного сотрудничества в рамках ШОС, чтобы не давать «оснований для спекуляций относительно наших совместных намерений и действий».
Кроме того, Концепция военного сотрудничества будет способствовать организации взаимодействия ШОС с другими организациями, действующими на ШОСовском пространстве, - с ОДКБ и, при необходимости, с НАТО.
Разъясняя свою позицию, С. Иванов отметил, что сотрудничество между оборонными ведомствами участников ШОС могло бы осуществляться по таким направлениям, как участие в организации и функционировании механизма реагирования на ситуацию, ставящую под угрозу мир и стабильность в регионе; содействие в реализации концепции сотрудничества государств ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, принятой саммитом Организации в Астане в 2005 г., и другим.
Кроме этого, по нашему мнению, документ должен определить, также, цели и задачи сотрудничества участников ШОС в военной сфере, критерии и принципы мониторинга источников угроз, установить процедуру вынесения и исполнения соответствующих решений руководящих органов организации, их структуру, определить порядок взаимодействия с другими организациями по безопасности.
Следует с удовлетворением заметить, что работа по формированию проекта вышеназванной концепции проводится. В совместном коммюнике состоявшегося в 2006 году Совета министров обороны прямо говорится о важности дальнейшего расширения диалога и взаимодействия между оборонными ведомствами государств ШОС, определения основных направлений сотрудничества оборонных ведомств, в частности, продолжения практики семинаров и других форм обмена. Представляется, что не лишним было бы вынести упомянутый проект концепции на обсуждение не только на внутриведомственном уровне, но и привлечь для этой цели специалистов из Академии военных наук и соответствующие научные организации Российской Академии наук.
Некоторые высказывают опасение, что при реализации вышеназванных предложений ШОС превратится в военно-политический альянс. Но идет ли в данном случае речь о военном союзе? ШОС не обладает его признаками. Это юридически нейтральная организация. Она изначально создавалась для разрешения застарелых проблем между ее участниками. Ее вторая цель - обеспечение комплексной безопасности - от экономической до военной - в пределах границ участников ШОС. Вектор ее усилий не направлен во внешнюю среду. Она действует в ответ на проявление угрозы. Но, если угроза отчетливо проявляется, было бы большим риском дальнейшее бездействие. Да и нерентабельно тратить средства на содержание недееспособной организации.
Можно привести в пример Программу партнерства во имя мира: никто не идентифицирует подготовку и проведение миротворческих операций совместными усилиями России и НАТО (например, в Боснии) как союзнические отношения. Зато наличие и регулярная демонстрация на учениях боевых возможностей хорошо подготовленного контингента миротворческих сил, предназначенных для действий в рамках ШОС, будет серьезным сдерживающим фактором.
Говоря о роли ШОС в обеспечении региональной безопасности, следует отметить еще один аспект.
Практика свидетельствует: ни в рамках одного государства, ни в рамках отдельно взятого региона проблему борьбы с международным терроризмом решить не удастся. Нужно использовать потенциал международного сотрудничества на двусторонней, многосторонней и межблоковой основе. Поэтому недоверие к США, комплекс недоверия к Западу не должны быть всепоглощающими. Да, к неопределенному будущему мы должны готовить ШОС. Но не за счет возобновления «холодной войны» на новых разделительных линиях. В настоящее время сотрудничество с Западом в деле нейтрализации системы международного терроризма остается приоритетной задачей.
***
Рассматривая военно-политические аспекты энергетической безопасности в районе богатого углеводородами треугольника «Центральная Азия, Каспийское море, Восточная Сибирь» необходимо отметить важность нацеливания потенциала ШОС для решения важнейшей задачи обеспечения энергетической безопасности в регионе. В противном случае каждое из государств-участников Организации вынуждено будет сохранять внушительный военный потенциал, что обходится крайне дорого и не всем государствам по силам.
Исходя из особенностей региона в контексте обеспечения его энергетической безопасности, важно определить конкретные меры для достижения этой цели. Нет сомнений, что одну из ведущих ролей среди них должны играть меры военно-политического плана. В Центрально-Азиатском регионе усилиями России и ее региональных союзников по СНГ создана Организация Договора о коллективной безопасности. Наращивается потенциал Шанхайской организации сотрудничества. На этапе становления и развития этих организаций крайне важной представляется необходимость правильно определить их роль и место в трансформирующейся международно-политической системе. Не менее важным, в этом плане, будет поиск форм и способов военного сотрудничества заинтересованных стран-партнеров как в рамках упомянутых организаций, так и взаимодействия между ними. Но это самостоятельная и большая тема, которая выходит за рамки нашей статьи и требует самостоятельного исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. В настоящее время около 40% потребностей мировой экономики в энергоносителях удовлетворяется за счет нефти, доля угля составляет 26%, газа - 24%. По мнению экспертов, к 2010 году газ в энергопотреблении может выйти на второе место.
2. World Economic Outlook. May 1997. P. 45.
3. Э. Кочетов. Россия на пути в глобальный мир: геоэкономическая парадигма развития. Безопасность Евразии № 2. //М., 2001. С. 407-428.
4. Независимое военное обозрение 8 декабря 2006.
5. Доклады Комиссии размещены в интернете на сайте www.nssg.gov (New World Coming: American Security in the 21stCentury, Phase 1 report, September 15,1999; Seeking a National Strategy: A Concept for Preserving Security and Promoting Freedom, Phase 2 report, April 15, 2000; Road Map for National Security: Imperative for Change, Phase 3 report, January 31,2001). Доклад ЦРУ «Глобальные тенденции 2015 года» (Global Trends 2015) размещен на ссылкеwww.cia.aov/cia/publications/alobaltrends 2015.
6. Ким Чиюль. «Преемственность и трансформация в Северо-Восточной Азии и конец «американской исключительности».Долгосрочный прогноз и последствия для политики США». Korea Journal of Defense Analysis. Май 2001.
7. «Новая холодная нефтяная война». ИноСМИ. Ru. 4.03.2005.
8. Э. Кочетов. Российская школа глобалистики и ее геоэкономический отдел - выход на новые горизонты. БезопасностьЕвразии. 2003. №1. С. 273.
9. Более подробно об этом см.: Независимое военное обозрение от 18 марта 2005 г.
10. Независимая газета 5 июня 2006 г.
11. Из выступления Председателя Правительства Российской Федерации М.Е. Фрадкова на заседании Совета глав правительств ШОС (Бишкек, 23 сентября 2004 г.)
